— Угадал. А потом я протяну еще неделю, а потом — может быть — мы встретимся за чашкой кофе.
— Кофе? По-моему, ты слишком спешишь. Эдак ты, пожалуй, начнешь подбирать имена нашим детям!
Я смеюсь. С Кайлом весело флиртовать. Подозреваю, что у него богатая практика, — но сразу же отгоняю эту мысль.
— Что ты делаешь в субботу? — спрашивает он.
— Ого. Ты сразу переходишь к субботе, минуя ни к чему не обязывающие будние вечера. Это смело.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — напоминает Кайл.
Я улыбаюсь.
— В субботу — папины ежегодные Весенние барбекю. Ты забыл?
— Вот черт, совсем из головы вон. Как такое можно забыть? Столько горелого мяса, что хватило бы на прокорм развивающейся страны.
В первую субботу апреля папа всегда устраивает ежегодные Весенние барбекю, как бы ни было холодно. Папа обожает жарить мясо и делает это каждую вторую субботу с апреля по октябрь. Но первая неделя апреля по количеству поливаемой жиром, поджариваемой и съедаемой пищи уступает только Дню независимости.
— Ты приедешь? — спрашиваю я.
— Ну конечно. Хочешь, я тебя подвезу? Обещаю вести себя наилучшим образом.
— Если «наилучшим образом» означает, что ты собираешься меня щупать, то я принимаю твое предложение.
Кайл смеется.
— Договорились.
Я вешаю трубку и вздыхаю. Неплохая штука эта любовь, решаю я. Меня даже перестал раздражать непрестанный скрип пружин в соседней комнате, где Мисси и Рон проводят марафонские испытания матраса.
От немилосердного скрежета пружин меня отвлекает внезапное появление Стеф.
— Меня выселили! — кричит она в домофон.
Едва переступив порог, она на одном дыхании выкладывает грустную историю: срок аренды закончился, и коварная хозяйка, твердо решив выселить Стеф из квартиры, чтобы поднять плату на тридцать процентов, проверила кредитоспособность Стеф по базе данных.
— Она выяснила, что я безработная, и все — договор она не продлит. — Стеф вытирает глаза.
Я обнимаю ее. Мне понятно, как ей плохо. И хотя я знаю, что потом пожалею об этом, слова произносятся сами собой:
— Хочешь, оставайся у меня. Несколько дней можешь спать в моей комнате или в гостиной на диване.
Стеф тут же прекращает плакать.
— Правда?
— Правда.
— Я так и знала, что ты это скажешь! — вскрикивает Стеф, вылетает за дверь и тут же возвращается с двумя чемоданами. — Я тебя люблю! — Она целует меня в щеку.
— Ты что, взяла с собой чемоданы?
— Но если бы ты не пригласила меня к себе, какая бы ты была подруга? А у меня правило — не держать паршивых друзей.
— Полагаю, это надо считать комплиментом, — говорю я. — Конечно, поучаствовать в оплате квартиры ты не можешь?
— Нет, зато у меня есть шикарная коллекция туфель. Если понадобятся — только намекни.
— Стеф, у меня седьмой размер. А у тебя девятый.
— Ну ладно. Тогда дамские сумочки. Бери любую!
— Спасибо, — ворчу я, но Стеф не замечает сарказма.
Не проходит и десяти минут, как снова верещит домофон.
Выглянув из окна, я вижу на крыльце Фергюсона.
— Его только не хватало. Что теперь делать?
— Притворись, что нас нет дома, — подсказывает сзади Стеф.
Фергюсон поднимает глаза и, заметив меня в окне, машет рукой.
— Поздно.
Я впускаю его в подъезд, и он застенчиво входит в квартиру.
— Привет, девочки. Я просто подумал, не оставил ли у вас той ночью свой пропуск?
Из спальни Мисси в одном полотенце выскакивает Рон.
— Ферг! — кричит он, увидев Фергюсона. — Как дела, старик? Покуришь?
— М-м, даже не знаю, — тянет Фергюсон.
— Давай, посиди с нами, — настаивает Рон, как будто он у себя дома. Я бы указала ему место, но все мои силы уходят на то, чтобы не смотреть на его бледную грудь.
— Хорошо, — уступает Фергюсон.
Мисси тоже выходит из спальни, причем ее рубашка от «Гэп» подозрительно похожа на одну из тех, что я потеряла.
— Это моя рубашка? — спрашиваю я.
— Нет, — возмущенно бросает Мисси, будто я обвинила ее в краже печенья (как пару дней назад).
— По-моему, это все-таки моя рубашка.
— Вот ненормальная. — Она пристраивается рядом с Роном, который сооружает кальян из оловянной фольги и моей красивой дорогой вазы.
Через час обкуренный Фергюсон начинает признаваться нам в любви.
— Ребята, я вас обожаю, — твердит он.
Мисси закатывает глаза. Рон с размаху шлепает Фергюсона по спине:
— Человек, который не стесняется своих чувств, достоин уважения!
— «Максимум Офис» дрянь, — вдруг произносит Фергюсон.
Мисси, Стеф и я смотрим на него, потом друг на друга. Всем известно, какой Фергюсон лояльный сотрудник. Никто никогда не слышал, чтобы он плохо отзывался о «Максимум».
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спрашивает Мисси.
— В этом месяце пройдут очередные сокращения, — беззвучно шепчет Фергюсон. — И на этот раз ради приличий выгонят пару начальников. Попросту говоря, через три недели мне придется искать новую работу.
Полтора месяца назад от этой новости я пришла бы в экстаз. Но сейчас во мне ничто не шевельнулось. Никто не заслуживает увольнения. Ну… кроме, может быть, Майка.
Стеф и Мисси переглядываются.
— Почему бы не рассказать ему о нашем плане? — предлагает Стеф.
— Не знаю даже, — качает головой Мисси.
— Давай, он может нам пригодиться!
Мисси на минутку задумывается, потом встает, идет в свою спальню и возвращается с несколькими рулонами чертежей под мышкой.
— Девочки, вы шутите! — Я-то думала, что они забыли о своем плане вторжения в «Максимум». — Не может быть, чтобы вы серьезно.