Улыбнитесь, вы уволены - Страница 43


К оглавлению

43

Я не реагирую.

— Что такое? — спрашивает он. — Что-то не так?

— По-моему, это была плохая идея.

— Давай, малышка. — Он тычется носом мне в шею, оставляя цепочку поцелуев до самой ключицы.

— Что ты хочешь доказать? — кричит мой левый ботинок.

— И разве тебе не нужна терапия? А? — добавляет правый.

— Ты все еще собираешься на ней жениться, да? — спрашиваю я Майка.

— Что? — бормочет он мне в шею.

— На твоей невесте?

— Она-то тут при чем? — Только теперь Майк отрывается от меня.

— Ты женишься на ней или нет? — требую я ответа.

Он молчит, и мое желание затухает с каждой секундой.

— Это неважно, — наконец говорит Майк.

— Для меня важно.

— Хорошо, — раздраженно вздыхает он. — Ты хочешь, чтобы я врал? Хочешь услышать сказку, мол, я брошу ее и останусь с тобой навсегда? В реальной жизни так не бывает.

— Значит, женишься.

— Да, — отвечает он. — Женюсь.

Я с самого начала знала это. Та частичка меня, которая все еще надеялась его переубедить, умирает. Не очень-то и хотелось, говорю себе. Что за радость быть с таким человеком, как Майк? Его жена обречет себя на пожизненные подозрения: каждый вечер рыться в его карманах, изучать чеки, просматривать почту в поисках доказательств того, что происходит прямо у тебя под носом.

— Она обо мне знает?

— Нет, — говорит он, не глядя на меня.

— Ты ей расскажешь?

Майк щурится и тихо отвечает:

— Нет, и ты тоже.

У него холодный, ровный голос. Не знаю, то ли это из-за грибов, то ли у него действительно такое уродливое лицо — напряженное, жесткое, угрожающее. Оно меня пугает. Если раньше я и сомневалась насчет своего места в его жизни, то теперь все ясно. Я должна быть паинькой и помалкивать в тряпочку.

Это больно. Удивительно — я была уверена, что он больше никогда не сможет сделать мне больно. И в этот момент я понимаю, что вот теперь между нами все. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Но я не чувствую себя сильной и свободной. Напротив, я словно треснувшее стекло — любое его слово может разбить меня на тысячу осколков.

— Думаю, тебе пора уходить, — говорю я.

Услышав, как хлопнула входная дверь, я сажусь на кровать. Глаза сухие. Наверное, я должна поздравить себя с окончательной победой над Майком, но я не ощущаю себя победительницей. Я ощущаю только одиночество. Такое, что чуть не бегу вслед за Майком, пусть даже ради каких-нибудь двадцати минут близости, пусть даже все это не всерьез.

— Иногда правильное решение бывает самым трудным решением, — произносит мой левый ботинок.

Я засыпаю и просыпаюсь оттого, что где-то рядом гудит пчелиный рой.

Потом понимаю, что это никакие не пчелы, а храп.

На мою гостиную страшно смотреть. Практически каждое лежачее место занято: Рон храпит на спине — голова на полу, а ноги задраны на мой стеклянный журнальный столик; Мисси пристроилась рядом; Стеф лежит на боку на диване, а Фергюсон крепко спит на полу у ее ног.

В моей квартире не осталось горизонтальной поверхности, не занятой мусором, одеждой или человеком. Но хоть мои ботинки больше не разговаривают. После вчерашнего я не чувствую ничего, кроме непреодолимого желания выпить кофе. Нахожу его после пяти минут интенсивных раскопок в холодильнике: он спрятался за старым «ТВ-гидом» и чем-то, что здорово смахивает на башмак Фергюсона. Отмерять ложки сложнее, чем выполнять дифференциальное исчисление. Мозги болят.

В искреннем изумлении рассматриваю собственную кофеварку. В жизни не видела ничего поразительнее: вода капля за каплей превращается в драгоценный кофе.

В кухню, зевая, вваливается Стеф.

— Слушай, я не видела, как вчера ночью ты ушла с Майком. Можно узнать, что было, или не стоит?

— Я с ним не спала, если ты это имеешь в виду.

— Слава богу! — Стеф обмахивает лицо, как будто ей дурно. — Тогда это действительно все?

— Абсолютно.

Мы разглядываем кофеварку.

— Мы вчера обе наглотались галлюциногенов? — спрашивает Стеф.

— Угу.

— Так я и думала. Просто хотела увериться.

Снова пауза.

— Стало быть, не я изобрела «Скиттлз», хотя я была в этом уверена, и наследство тоже не получила? — спрашивает Стеф.

Я киваю:

— Совершенно верно. «Скиттлз» изобрела не ты.

— Во черт. А Фергюсон, стало быть, не переодетый Люк Уилсон?

— Нет.

Я смеюсь, и от этого мои мозги пронзает острая боль.

— От грибов я совсем отупела, — вздыхает Стеф.

— Я тоже.

— Нет, серьезно. По-моему, мой IQ упал на несколько единиц.

— Мой тоже.

— Смотри, что это за огонек мигает? — Стеф показывает на красную лампочку на моем автоответчике.

— Сообщения. — Оказывается, я уже сто лет не проверяла автоответчик. Я так отвыкла ждать звонков, что даже перестала смотреть на аппарат.

— А, точно. Нужно нажать эту кнопку. — Стеф нажимает «воспроизведение».

Бип.

«Джейн, это Кайл. Надо поговорить. Позвони мне».

Бип.

«Это снова Кайл. Слушай, мне кажется, нам надо все обсудить, хорошо?»

Бип.

«Это Кайл. Перезвони мне, ладно?»

Бип.

Я тру виски, пытаясь разобраться, почему меня так радует внимание Кайла. Мои мозги работают в два раза медленнее, чем обычно. И все-таки я, кажется, должна сердиться. Я определенно должна за что-то на него сердиться, только моя память похожа на рисунок, который нужно составить из точек, а половины точек нет.

Бип.

«Джейн. Это Гэйл Минди из юридической компании, у нас есть временная работа, для которой вы могли бы подойти…»

43