— Извините, перехожу на прием, — хихикает он в рацию.
— Кто-нибудь заберет у него эту штуку или мне придется делать это самой? — спрашиваю я у остальных.
Мисси садится перед единственным в комнате компьютером.
— Командир, разрешите охранять район кухни, перехожу на прием, — просит Фергюсон Мисси.
— В разрешении отказано, — отвечает та.
— Но я хочу есть, перехожу на прием, — скулит Фергюсон.
— А перед уходом нельзя было поесть? — шипит Мисси.
— Я поел перед уходом! — Фергюсон хватает себя за живот и строит страдальческую гримасу. — Перехожу на прием.
— Потом поедим.
С жутковатым хладнокровием Мисси вынимает из сумки фомку и вскрывает шкафчик с картотекой. Оттуда она достает блокнот, где, по ее словам, записаны все пароли. Без проблем входит в систему электронной почты и проставляет время, в которое завтра будет отправлено письмо, увольняющее всех руководителей. Затем приступает к зарплате.
— На месяц или два? — спрашивает меня Мисси. — Заморозить им выплаты на месяц или на два?
— На два, — решает Стеф.
— А где Фергюсон?
Мы со Стеф находим Фергюсона в углу кухни, он сидит на корточках и уписывает из банки чье-то жаркое.
— Кухня под контролем! — Он вскакивает и вытирает рот. — Перехожу на прием.
— Дай сюда рацию! — шиплю я, набрасываясь на Фергюсона. Мы тянем ее друг у друга, пока нас не растаскивает Стеф.
— Не отвлекаться! — приказывает она.
— Повтори: перехожу на прием, — просит Фергюсон в рацию.
Возвращаясь из кухни, мы проходим мимо отдела кадров. Дверь открыта, горит пара настольных ламп.
— Давай? — Стеф мотает головой в сторону кабинета.
— Что давай?
— Почитаем чужие дела, — предлагает она.
Личную картотеку мы открываем долго, потому что кроме линейки и моих ботинок других инструментов у нас нет. Мы ведь не такие опытные взломщики, как Мисси.
— Посмотри-ка. — Стеф достает дело Майка.
Три иска о сексуальных домогательствах, одно незаконченное судебное дело. Похоже, Майк опробовал старый прием — «давай сходим в дорогой ресторан, а потом — ко мне» — еще на нескольких коллегах. Только не все так легко на него попались. Меня это почему-то злит. Я считала себя единственной.
— Компания уже уладила два иска против него, — отмечает Стеф, пролистывая папку.
— На сколько?
— Не сказано.
— Дай, — говорю я. Хочу сделать копию. Не знаю зачем, но у меня должен быть экземпляр.
Мисси опускает руку мне на плечо:
— Пойдемте, все готово.
— Где Фергюсон?
— Да кому он нужен!
— Мы не можем его бросить.
— Я пошла. Хотите остаться — ваше дело, — заявляет Мисси.
Стеф переводит глаза с меня на Мисси и обратно.
— Давай вместе поищем, — предлагает она.
Стеф идет в одну сторону, я в другую; мы обе шепотом зовем Фергюсона. Не успеваем мы обойти и пол-этажа, как раздается оглушительный вой. Мисси включила пожарную сигнализацию — то ли нарочно, то ли по ошибке. Зная Мисси, подозреваю, что нарочно — чтобы сделать нас козлами отпущения.
Я мчусь на кухню и чуть не врезаюсь в Фергюсона, который уминает чьи-то объедки недельной давности. Хватаю его за руку и бегу, заметив через ряд кабинок, что Стеф пришла в голову та же мысль. Мы обе бросаемся к лестнице. Распахиваем дверь, слетаем по ступенькам — и вот мы уже на улице, на подземной (начальственной) стоянке. Башмаки Фергюсона клацают по бетону.
Вдруг впереди загораются ослепительно-белые фары. Стеф хватает нас и толкает за машину.
Либо охрана, либо полиция. Мы погибли.
Я как-то слышала о самолете, у которого в воздухе отвалилась верхняя часть и от перепада давления несколько рядов кресел вылетело наружу.
Я часто задумывалась: что делать, пока ты в свободном падении? До земли минут семь или больше. Кричать устанешь. Остается только ждать. Целую вечность смотреть, как приближается земля. Быстрее и быстрее. Крошечная карта становится крупнее и крупнее. Кружочки превращаются в деревья, линии — в дороги, картина Моне — в фотографию, резкую и отчетливую. Пока не врежешься в сотню стеблей травы и твердую землю под ними.
В книжке «Какого цвета твой парашют?» нет главы, как выжить при падении с тысячи футов на полной скорости.
Я торгуюсь с Богом.
Больше никогда не сделаю ничего противозаконного, мысленно обещаю я, скрючившись под бампером «линкольна» и глядя, как перед нами останавливаются яркие фары. Я торжественно клянусь, что впредь, если меня не поймают, буду каждый день здороваться с миссис Слэттер — если она вообще вернется из Лас-Вегаса. Стану носить ей печенье. Буду спрашивать, хорошо ли у нее топят. Я подружусь с Тоддом. Постараюсь подружиться с папой. Буду поддерживать маму. Я перестану жалеть себя. Отучусь винить других в своих проблемах. Я расплачусь с долгами.
Я буду с радостью отвечать на звонки в любой юридической конторе, которая захочет меня взять. Я буду перезванивать Кайлу. Я стану добрее к Рону. Я верну Хозяину Бобу всю квартплату, которую ему задолжала, пусть даже он игрок и лицемер. Я перестану придираться к Мисси. Я буду любить животных. Я буду любить пьяниц и бродяг. Я займусь благотворительностью. Общественной работой.
Я начну ходить в церковь. Буду регулярно молиться. Исповедоваться в своих грехах. И даже, может быть, вступлю в Корпус мира.
Двигатель замолкает, и я слышу, как открывается дверь машины.
Я больше никогда не скажу ничего дурного о тех, кто наклеивает на бампер призыв «Храни вас, Господи». Я буду честно рассылать всем знакомым электронные «письма счастья». Я всегда буду пропускать водителей на свою полосу. Я больше никогда не стану уворачиваться от людей, раздающих на улице листовки. Я даже буду добра к сайентологам.